«Профессия - режиссёр». Часть 1: Константин Бутин

- Начнем с поздравлений. Недавно в Нижнем Новгороде, на фестивале «Alter Art» театр «Кириллица» получил очередную награду, причем в неожиданной номинации «Видеоспектакль». Что это за новый опыт, и как вы встретили свой выход на просторы видеовселенной?

К.Б - На самом деле это классная история. Ведь теперь, согласно велениям времени, можно участвовать в фестивале в видеоформате, не выезжая полной труппой. Конечно, мы очень хотим ездить на фестивали, но подчас по финансовым и организационным причинам сделать нам это трудно. Участвуем в Пензе, где-то поблизости. Но все равно везти, к примеру, в Ульяновск «Валентина и Валентину» сложно, это 25-30 человек, у кого-то есть работа, кто-то приезжает позже. А в «Яме» человек 50, актеров только 39, спектакль просто невывозной! А любой фестиваль предполагает, что сначала присылаешь видео, и тебе говорят – приезжай. Или не приезжай. По видео можно понять, какого уровня спектакль.

- Театр «Кириллица» начинал как студенческий театр, но потом начал продвигать свой статус. Насколько это важно?

К.Б - Официально сейчас мы – народный театр, но и от звания студенческого не отказываемся. Но, какой статус мы занимаем, нам не важно. Важно, чтобы зрители ходили, и с каждый годом их всё больше. Но тут, как у Зощенко: «Подкузьмила нам весна, подкузьмила!» Подкузьмила пандемия, ведь у нас постоянно был прирост где-то в половину. Сначала было: да вы любители, да что студенты могут показать… А потом нас узнавали все больше и больше. Начали мы с «Шукшинских рассказов», потом перешли к классическим произведениям 19 века.

- И поначалу были малые формы? Тут уже переходим непосредственно к режиссуре.

К.Б. - Это был комфортный стиль. Мы задумали Шукшина, и я понял: очень классно, когда ты делаешь потому, что ты не можешь не делать! Не поставить что-то к столетию или двухсотлетию, а вот когда ты понимаешь, что тебе этого Шукшина надо или поставить, или застрелиться, потому что он постоянно у тебя в башке! Шукшин был таким, он был перенянченным. Мы, люди с творческим прошлым, но ни в коем случае не с театральным, подумали: вот мы один раз соберемся, покажем и всё. Нам скажут: спасибо, это отвратительно, до свидания. А потом мы показали его ещё раз. И ещё раз, и ещё! «Шинель» - это тоже малая форма. А вот когда дошли до «Ямы» - стало страшно! Всё огромное, другая режиссура, другие приёмы. А сейчас уже хочется и большие спектакли ставить, это органический процесс. Но все равно, камерность – это очень здорово. Людей мало, ты их видишь, и они тебя видят. Видят, как ты ешь, как оперируешь, как дрожат твои руки, веки, щеки. Мне это нравится.

- Итак, по окончании Педагогического университета Константин Бутин становится профессиональным режиссером. Насколько сегодняшний промежуточный результат совпал с теми ожиданиями от будущей профессии?

- У меня была другая работа, и однажды я спросил себя: «А что я хочу от этой жизни?». И ответил: «Я хочу свой маленький театр». Посмеялся сам себе... Но с того момента, как я спросил и до сих пор я чувствую себя на 100% комфортно. Главное, не быть очень уверенным, в режиссерской работе каждый раз должен быть как первый раз. Не надо творить себе кумира, ведь это, скорее всего, будет подражание, а это плохо. Надо брать на себя смелость и делать!

- Ставите не только классические произведения, но и более современные. Это чтобы ребятам было интереснее?

К.Б. - Так ведь Шукшин, Зощенко, даже Рощин – это советская классика! Про 70-е все приходится заново объяснять. Смотрите, ребята, это проектор, а это слайды для проектора. А это - катушечный магнитофон, а это – ламповое радио. Язык ушел очень сильно, люди не знают, что такое «подол». Ну, просто подол! Мы, кто постарше, сначала очень злились: «Вы, молодые, ничего не знаете»… А потом поняли, это тоже способ обучения, воспитания, и они начинают говорить языком Гоголя, Куприна. Нас, наоборот, упрекают в несовременности. «Вы что, не читали, вот, модный автор Генриетта Собакина (имя автора вымышленное – прим. ред.) написала пьесу, ее на каких-то трех фестивалях погладили по головке, почему вы не ставите Генриетту Собакину?» А мы не хотим… Там есть хорошие вещи, но я, когда читаю современные пьесы, ничего не могу с собой поделать. У меня в голове они превращаются в киносценарий! И зачем это ставить на сцене, если можно снять хорошее кино? Мое ощущение, идущее от сердца, что текст должен устояться, отлежаться несколько лет, десятилетий. Тогда мы поймем, что в нем наносное, а что нет. У классиков железобетонный текст, и ты на сцене не соврешь. А тут читаешь современную пьесу, и не знаешь, как это играть. Люди так не говорят, и написал текст не Гоголь. А Генриетта… Собакина (смеется).

- Продолжая тему модного театра, сейчас многие пьесы ставятся на «хайпе», на скандале. Не было соблазна поставить «Яму» как-нибудь эдак или обыграть в «Шинели» современных чиновников?

К.Б - На мой взгляд, очень часто путают хороший театральный язык и те случаи, когда форма выдается за содержание. Современные режиссеры, те, что «на острие», применяют различные приемы, и классика в любом случае остается классикой. В «Евгении Онегине» люди в небо взлетают, на баяне играют, но это – «Онегин»! Я поехал на шляпинскую «Бесприданницу» (спектакль зареченского ТЮЗ в постановке Андрея Шляпина – прим. ред.), засмотрел фильм Рязанова до дыр, думал, что же можно лучше придумать? А там – бассейн, но, по моим ощущениям, ничего противоречащего Островскому нет. Когда такая режиссура получается, то это великие, знаковые спектакли. А иногда говорят: «Мы - в поиске!» Ребята, вы не в поиске, вы – в тупике! От того, что у вас ходят на головах, ничего не меняется. Безвкусица выдается за новаторство, а потом приходит бедный зритель и пытается что-то найти. Главное, многие находят и выходят со спектакля с загадочными лицами. Кто-то написал:

«Мне говорят, что «Окна ТАСС»

Моих стихов полезнее.

Полезен также унитаз,

Но это не поэзия». (Николай Глазков – прим. ред.)

Удивлять зрителя надо, он же приходит удивляться. Но не надо гнаться, дожимать. У нас, например, в «Записках юного врача» идет дождь. Мне казалось, что это такая сентябрьско-октябрьская тоскливая серия рассказов Булгакова. Но потом там эпизод со снегом, метель. Сейчас есть прекрасные снег-машины, и все говорили: «Ну, вот тут точно будет снег!» Но у нас же не прогноз погоды (смеется). Пусть они этот снег поиграют руками, голосом. Дождь, снег, град, а дальше что? Жабы с неба посыплются?

- Совсем недавно появились объявления о наборе в детскую студию театра «Кириллица». Новый шаг, связанный с заботой о будущем?

К.Б. - Да, новый шаг, но немного в сторону. У нас многие спрашивали о наборе, но не было возможностей. Мы прошли путь становления, хоть что-то можем о себе сказать, кто мы, что мы, какие спектакли есть. А еще это связано с тем, что театр наш переехал в недавно открывшийся Центр культурного развития «Губернский». Там будет «Театр на Ленинградской», и «Кириллица» станет резидентом этого театра. Теперь у нас есть новый дом, и в этом доме есть возможность открыть студию для детей, для взрослых, для всех!